января 1990 года. Ведущий политику двойных стандартов Центр организовал и направил эту жестокую бойню против безоружных повстанцев, среди которых были женщины, дети и старики: бронетанки «доблестной» Красной Армии давили под своими кровавыми гусеницами всѐ встречающееся на их пути живое...

С тех пор азербайджанцы называют январь 1990 года Чѐрным Январѐм... Площадь Одиннадцатой Красной Армии, на которой красноармейские каратели устроили эту беспрецедентную бойню, с тех пор стала называться Площадью 20-го Января, а Нагорный Парк, излюбленное место отдыха бакинцев, превратился в огромное кладбище, покрытое ковром алых гвоздик – в Аллею шехидов* ¹. Азербайджан был в трауре. Армяне откровенно торжествовали: их затея подставить азербайджанцев под пули советских властей удалась сполна...

 

1. шехид – азерб.: мученик, павший в борьбе за правое дело

 

Глава 24

 

При таком накале событий нетрудно было предположить, что могло ожидать находящегося на руководящей должности человека, женатого на армянке, брат которой является членом террористической организации. Дедушка Ибрагим очень переживал и за моего отца, и за дядю Гасана, на котором рикошетом отозвалось бы любое нелицеприятное событие в семье брата. Это понимал и мой отец, но, тем не менее, благополучно проводив в Москву бабушку Грету, он старался казаться бодрым и опимистичным, хотя мы все знали, что страх за будущее семьи, которую опозорил и навсегда обесчестил предатель дядя Рубен, никогда не покидал его. Мама ходила по дому молчаливая, как тень, и часто подбегала ко мне, порывисто обнимая. На наших сейфовых дверях появились новые замки. Мы старались никуда не выходить.

Как-то раз ночью я проснулась от звука доносившихся из кухни громких голосов моих спорящих родителей. Я бесшумно прокралась к кухне и, притаившись в коридоре, подглядывала за ними через приоткрытую дверь. Прислонившись к кухонному шкафу, мама пытливо глядела на отца, спрашивая:

- Ответь мне искренне, дорогой, ты не раскаиваешься, что женился на армянке?

Отец ответил не сразу:

- Мужчина не должен раскаиваться в содеянном. Ты – хорошая жена, и мы женились по взаимной любви, что же, по-твоему, я сделал неправильно, чтобы раскаиваться?

- Нет, я не о том, - не уступала мама. – Давай попробую по-другому сформулировать вопрос. Только заклинаю тебя ответить на него честно.

- Разве я когда-нибудь давал тебе повод упрекнуть меня в нечестности? – в голосе отца послышалось раздражение.

- Ну, тогда скажи мне: сегодня, после... хммм... после всего того, что произошло, ты женился бы на армянке?

Папа взял кончиками пальцев лежавшие на столе поджаренные докрасна сухарики и задумчиво отправил их в рот, словно пытаясь их хрустом заглушить свои беспокойные мысли. Мама терпеливо ждала, присев на кухонную табуретку. Наконец, отец заговорил:

- Будь по-твоему... Ты просила меня дать тебе честный ответ, и я отвечаю тебе честно: никогда!!! Во-первых, я ни за что не смог бы полюбить армянку сегодня, а во-вторых, даже если бы полюбил, я бы вырвал эту любовь из души и из сердца, и уничтожил бы еѐ бесследно! Как прикажешь относиться сегодня к этому народу, способному на подобное коварство и вероломство?!

Отец тяжело задышал, он опустил голову, обхватив еѐ двумя руками, и тогда я заметила, как много у него седых волос на голове.

- Спасибо за искренность, - тихо ответила мама.

- Я не хотел тебя обидеть, Карина. Ты же прекрасно знаешь, кто ты для меня...

- А я и не обижаюсь. Ты не мог ответить иначе. Если бы ты ответил иначе, я бы перестала тебя уважать. Ты абсолютно прав.

- Понимаешь, дорогая, когда я полюбил тебя, я был обычным советским студентом, живущим в благополучной многонациональной стране, и не видел ничего предосудительного в любовной связи с представительницей «братского» армянского народа, к тому же, коренной бакинке... И мои родители, люди более традиционных взглядов, не сразу, но с искренними чувствами приняли тебя в семью. Разве я мог предвидеть, что страна наша развалится усилиями тех же самых «братьев» - армян, которые, воспользовавшись историческим моментом, станут рыть могилу нам – своим доверчивым соседям, когда-то по настоянию большевиков уступившим им часть своей земли?! Если бы великодушные азербайджанцы могли знать, что Эриванское ханство, за счѐт которого армяне получили в 1918 году государственность, в дальнейшем станет плацдармом для их дальнейшей экспансии, наверно не так легко дали бы уговорить себя большевикам! Поэтому, думаю, после всех этих событий вряд ли какой-либо азербайджанец сможет полюбить или вступить в брак с армянкой, а если такие и найдутся – у них нет ни чести, ни совести, ни сердца, ибо после того, что армяне устроили моему народу, к ним можно относиться только как к заклятым врагам. И эта ненависть вполне объяснима.

Он пытливо вгляделся в глаза моей матери и продолжил:

- Скажи сама, а как отнеслись бы, например, евреи, во время второй мировой войны к браку евреев с немцами? Ты и без меня знаешь, как... Но браки, заключѐнные до этих событий, до этого коварного предательства - совсем другое дело, и я буду защищать любимую женщину, которую избрал супругой, до последнего дыхания. Ты, наши друзья и знакомые, большинство бакинских армян, да и все порядочные армяне, которых немало, - я в этом уверен, не могут же все поголовно лишиться разума! - не виновны в том, что взбесившиеся дашнаки устроили кровавую резню азербайджанцам, и не должны отвечать за причинѐнное ими зло. Я убеждѐн: сегодня все представители смешанных армяно-азербайджанских семей ощущают то же, что и я сейчас: полную сумятицу чувств. Как быть, что делать: посмотришь вниз - борода, вверх – усы*¹...

Мама подошла к отцу и обняла его. Они долго сидели так, обнявшись, и я вдруг остро почувствовала, что отцу моему приходится гораздо тяжелей, чем маме. Мне захотелось броситься к нему и успокоить его, но я ждала продолжения их разговора, уверенная, что всегда всѐ знающий и всѐ умеющий папа найдѐт выход из любого тупика, разложив любую самую сложную ситуацию на свои любимые «во-первых, во-вторых и в-третьих»...

Мама первая нарушила тишину после долгого молчания:

- Мурад, родной, но дальше так жить нельзя...

Отец молчал.

- Мы должны что-то предпринять, - продолжала мама.

- Нам остаѐтся ждать и надеяться, - грустно ответил отец.

- Чего ждать? На что надеяться? – в слезах обратилась к нему моя мать. - Пойми, всѐ кончено, прошлое уже не вернуть. Давай попробуем хотя бы спасти честь семьи. Официально мы с тобой давно в